Воспоминания режиссера Аллы Суриковой о курсах

Алла Ильинична, трудно быть режиссером?

Я по гороскопу — Скорпион в расцвете . Говорят, это знак волевого, сильного человека, склонного, однако, к самоедству. Соответствую ли я этим качествам, судить не мне.  Однако пожевать себя люблю.

Родители назвали меня Аллой в честь маминой подруги, летчицы. Летчицей я не стала, но профессию выбрала не менее опасную. По данным “Курьера ЮНЕСКО” по степени риска профессия режиссера на втором месте — после летчика-испытателя.

—  Как  Вы рискнули поступать на Высшие режиссерские курсы?

—Позанимавшись всерьез  умной наукой мат-лингвистикой, сдав кандидатские экзамены и написав полдиссертации,  я сделала решительный поворот в  кинематограф. Ушла в помрежи. В поезде  как-то познакомилась с директором курсов Михаилом Борисовичем Маклярским,  кинодраматургом, одним из авторов сценария знаменитой картины “Подвиг разведчика”. Он два часа рассказывал мне, какая это неженская профессия — режиссер…  Как трудно пробиться женщине… Какого самоотречения требуют занятия кинорежиссурой.  Чем больше  он мне рассказывал про  эти самые трудности профессии, тем больше во мне укреплялось желание – поступить на курсы.

Я дослушала  Михаила Борисовича  и сказала:

— Вы меня убедили. Я буду поступать на курсы.

Он рассмеялся.

— От противного. От очень противного

Художественным руководителем курсов был Георгий Николаевич Данелия

Вступительный экзамен начинался в десять утра. А моя очередь подошла в семь вечера. Комиссия подустала. Кто-то без энтузиазма спросил:

— Что там о нас говорят за дверью?

Я честно ответила:

— Данелия придирается, Захариас задает много вопросов.

— А вы бы на какой вопрос хотели ответить?

Я растерялась, сраженная таким великодушием.

— Может, рассказать что-нибудь смешное?..

— Вот-вот! — обрадовались они. — Расскажите.

Я вспомнила, как мы с маленькой Кирой играли в дочки-матери, только она была мамой, а я — дочкой. Я сочинила об этом стишки. От лица Кирюши.

Мы с мамой сегодня остались в квартире.

Мне в садик не надо, а ей в институт:

Мы обе больны! Тридцать семь и четыре!

Ангина и грипп! Что поделаешь тут?!

А можно поделать так много-премного…

На мамину быстро взобраться кровать –

И песни попеть, и гитару потрогать,

И в дочки-и-матери с мамой сыграть.

И мама согласна. Но – чур –отвечает

Себя назначаю я дочкою быть!

А ты будешь мамой,  и ты одеваешь

и кормишь, и поишь, и будешь любить

…………………………………………………………

Я очень устала, я руки сложила,

я слезы сглотнула, обиду храня.

Ведь есть же на свете послушные дети!

Зачем моя мама играет в меня?!

Комиссия оживилась. Ведь это был набор режиссеров на детское кино!

Я поступила. Благодаря  дочке.

Какая атмосфера царила тогда на Курсах?

Атмосфера  и очаровательно-творческая  и сложно-сочиненная. Вместе собрались шестнадцать человек, взрослых, уже в чем-то состоявшихся, но начинающих жизнь с новой строки.

У нас были замечательные стимулы: мы занимались творчеством, спорили, смотрели, обсуждали и оглядывались на мастеров. Смотрели, как они делали Это, как они Это любили, как они из-за Этого страдали, как побеждали или… сдавались.

Но мы были абсолютно разные, совершенно несопрягаемые. И, тем не менее, все мы были объединены одной целью: состояться! Выйти на съемочную площадку и завести свой “Мотор!”

Татьяна Сергеевна Лихачева, старейший монтажер всех времен и народов, учившая нас некоторым маленьким хитростям большого и непознаваемого понятия “монтаж”, не раз любила приговаривать, чтоб мы не огорчались и не отчаивались — жизнь нас отсеет и рассеет, и в результате из шестнадцати “бледных, со взором горящим” снимать кино будут три, ну от силы четыре человека. И вовсе необязательно те, которых мы все вместе произведем в “самые-самые”… Конечно, мы с нескрываемым интересом вслушивались друг в друга, с нетерпением и тревогой воспринимали оценки мастеров, давали негласные свои.

…Много позже, когда я сняла уже несколько картин, сокурсник по сценарному отделению Коля Леонов (а мы учились единым потоком) обнял меня за плечи на премьере моей картины и сказал что-то вроде: “Ну, вот честное слово, не ожидал, что ты вымахаешь в режиссера! От кого угодно мог ожидать, но не от тебя!”

Я, помню, естественно слегка обиделась: это почему же?!

Он ответил примерно так: “Да женщина ты! А у слова “режиссер” нет женского рода”.

Ну конечно…

Когда я училась — девчонок на курсе было немного. В основном мои сокурсники были мужеского полу. Но сейчас девчонки пошли в кино большим, красивым и чувственным косяком. И у меня сейчас учатся славные и, надеюсь, талантливые девчонки (ну, мальчишки — само собой).

Режиссер — это понятие не “родовое”, а качественное…

Ну, а юноши талантливые с вами учились?

Еще какие! Во-первых, те, кто успел снять со времени окончания Курсов много хороших, очень хороших и просто приличных картин: Эльдор Уразбаев, Миша Пташук, Гена Васильев  , Миша Беликов, Халмамед Какабаев, , Юлик Гусман. Но и те, кто, может, не успели обрадовать зрителей, но были так исключительно-замечательно талантливы в учебе!

Вспоминаете ли Вы тех, кто ушел из жизни? Какими они были в годы юности?

Это грустно — многих достаточно молодых людей уже нет в живых. Нет с нами Гены Васильева, Бори Нащекина, Виктора Обухова, Юны Индлиной, Эльдора Уразбаева. Погиб нелепо Миша Пташук — в самом расцвете своей славы…

Покончил с собой Игорь Димент. Но уже не в России, а в Америке. Его жизнь вытолкнула в Америку. Сам он туда не  собирался. И другим наказывал никогда не уезжать — а вот так с ним случилось. Это была трагедия и наша тоже, потому что безоблачное студенческое существование омрачала история, расколовшая нас на две группы, посередине которых стояла фигура этого высокого, очень своеобразного и очень неоднозначного человека по имени Игорь Димент. На Игоре сошлись в смертельной схватке взгляды и интересы директора Курсов Михаила Борисовича Маклярского  и его заместителя. На нем и до того многие сходились и расходились — Игорь был очень неординарен и оттого раздражал многих. А сейчас на него навалились целыми собраниями. Одни его исключали, другие — восстанавливали.

Игорь обругал нецензурно одну не слишком порядочную даму и снял полнометражную картину, вместо положенной короткометражки. Ни того, ни другого ему не простили.

Сейчас в это поверить трудно — человек сумел снять полнометражный фильм за копейки, выворачиваясь,  отказывая себе во многом. Да его награждать надо! А его исключили. Конечно, это была не причина, а повод. Но с Курсов его все-таки исключили. И он все-таки уехал…

А до всего этого, до всей этой “удушистой” истории мне лично он успел подарить знакомство и дружбу с удивительным, замечательным, превосходным Петром Фоменко. Игорь открыл для меня живопись Олега Целкова, познакомил с Кулаковым, Ефремовым, Марамзиным. Ведь на Курсы он пришел уже абсолютно состоявшимся человеком, прекрасным театральным художником, работавшим с известными театральными режиссерами (“Новая мистерия-буфф” с П. Фоменко, “Дульсинея Тобосская” с О. Ефремовым, “Исповедь сына века” с С. Юрским).

Несколько человек исчезли с кинематографического горизонта. Может, они и есть, но в каком-нибудь другом, неизвестном мне измерении.

До распада СССР мы еще что-то знали друг о друге. Были какие-то совместные дни кино всех республик, мы встречались, общались… Сейчас — тишина…

Кого из педагогов Вы вспоминаете? Кто был властителем дум?

Из педагогов — конечно же, наших мастеров. И в первую очередь — художественного руководителя Курсов Георгия Николаевича Данелия. Он мне помог несколько раз. И его творчество мне очень дорого и мною любимо.

Воздвигнусь ли, паду ли я?

Своей судьбе дана ли я?

Плевать — пойду под пули я,

Коль поведет Данелия!

Я была в мастерской у Александра Алова и Владимира Наумова:

Мысль одна пронзает как жало,

Мозг растревожен одной лишь думой:

Если учить меня будет Алов,

Что со мной будет делать Наумов?

Еще у нас были мастерские Александра Митты и Ролана Быкова:

Роман с Роланом — ералаш.

Ролан не мой, роман не наш.

Но более всего мы влияли друг на друга. Потому, что каждый пришел со своим ощущением жизни, со своими взглядами на мир: и художническими, и гражданскими. А время было достаточно сложное. Время, когда высылали из страны Синявского и Даниэля. И конечно, мы были против. Правда, шепотом.

Запомнился мне Кирилл Разлогов, с горящими глазами, безупречным знанием зарубежного кино и неувядающей молодостью. У него такая доверительно-матерная манера перевода: “Дорогие дамы! Я прошу прощения, я буду переводить так, как это звучит в подлиннике”. И ну переводить Годара со всеми изысками соответствующего оригиналу  мата …

Это был его метод преподавания?

Нет, он честно доносил до нас, как говорили в школе, художественные особенности той картины, которая снята именно так и никак иначе. Интересно, что Кирилл не меняется. Вот сколько лет уже прошло с тех пор, как я училась, сорок лет, он абсолютно такой же. Такой же задорный, такой же живой, и у него так же горят глаза.

Что вам удалось снять на Курсах?

— Несколько маленьких киноработ. Первая на три минуты — “Девочка и солнечный зайчик” по мотивам пантомимы Леонида Енгибарова. В главной и единственной роли — моя дочь — пятилетняя Кирюша.

… Во дворе старого дома-колодца она стояла в окне высоченного четвертого этажа и, чтоб вернулось солнце, выбрасывала во двор пойманного ею солнечного зайчика. Я стояла сзади и едва придерживала ее двумя пальцами за трусики.

Когда снимала — ничего особенного: мотор! стоп! Когда посмотрела материал на экране, мне стало не по себе — чуть-чуть неверное движение ребенка, чуть сильнее порыв и… Все обошлось. Но я тогда поняла про свою профессию:  режиссура — это диагноз…

И потом  я сняла курсовую  работу  по рассказу Носова “Живая шляпа”.  У меня играли два мальчика пяти лет. Я возила их на съемку в такси. Один мальчик спрашивал меня:

— А у вас есть деньги?

А второй отвечал за меня:

— У режиссера всегда есть деньги. У режиссера всегда должно быть сто рублей в кармане.

Его уроки не прошли зря. Я всегда во время съемок ношу сто у.е. в кармане. Пригождается чаще, чем хотелось бы.

В конце второго года обучения начались мучительные поиски сценарного материала для дипломного фильма. Это было очень ответственно: либо давало тебе путевку в киножизнь, либо закрывало осуществление заветного на неопределенное время.

Инга Петкевич, моя сокурсница, писатель, тогда жена писателя Андрея Битова,  подарила мне книжечку питерского поэта Олега Григорьева “Чудаки”. Я влюбилась в героев. Но истории были слишком короткими для двухчастевого фильма. Вот тогда-то и пришла в мою не замутненную кинобиографией голову мысль: почему бы не создать детский юмористический киножурнал, наподобие взрослого “Фитиля”, из коротких смешных миниатюр. Со своим предложением я обратилась в Союз кинематографистов, в ЦК партии, в Госкино. Ходила, доказывала.  Так родился «Ералаш» название которому  придумала  Маша Хмелик. Но тогда не очень рвались осуществлять производство журнала и директора студий: деньги маленькие — заботы большие…

Но в конечном итоге справедливость восторжествовала: журнал поселился на студии им. Горького. Меня вызвал Борис Павленок:

— Ну что же, поздравляем. Вашу идею утвердили. Что вы сами хотите получить от журнала?

А чего я могла тогда хотеть?.. Надо было, конечно, хотя бы титр «автор идеи Алла Сурикова» – выхлопотать… Но мне  тогда это не пришло в голову.

Павленок напутствовала меня так: езжайте, снимайте хороший дипломный фильм, чтоб въехать в Москву на белом коне.

Алла Ильинична, как Вы оцениваете роль Курсов в становлении будущих режиссеров?

Не было бы Курсов, не было бы меня!  Курсы  лепят каждого, кто поступает туда. То есть я бы была, но занималась бы совершенно другим делом, жизнь пошла бы по другому руслу. Занималась же я  мат-лингвистикой…  Так и ковыряла бы, отделяя приставку от корня всю жизнь. Занималась бы честно, но не любя.

Вы сегодня сами преподаете на Курсах. Чему Вы учите молодежь? Как с ней работаете?

Как –то Мария Владимировна Миронова подарила мне замечательную фразу : имейте мужество доверять собственному таланту. Я стараюсь привить ее нашим с Владимиром Фокиным  слушателям.

Это очень важно. Способных людей хватает. А вот смелых, отчаянных и ответственных – единицы.  Так талант может  остаться  и невостребованным, если все время оглядываться, сверяться,  бояться сделать неточный шаг…

«Дерзните, и, быть может, Ваше имя впишут в эти страницы» – говорит Черный Джек в моем фильме «Человек с бульвара Капуцинов», держа в руках  «Всемирную историю синематографа».  Я повторяю своим вслед за ним.

Из тех , кто уже дерзнул и весьма успешно, – Марина Сулейманова, Кирилл Папакуль, Мила Некрасова, Слава Серкез, Миша Кабанов, Юра Кузавков и другие…

Когда твой бывший студент стоит на сцене и получает приз – это радость   ничуть не меньшая, чем если бы ты сам его получал!

Беседу вела Мария Авилова